“Надобно что-то написать! Хотя бы сегодня. Всенепременно! ” — подумал господин Ф. и взял в руку перо. Но, внимательно посмотрев на этот дивный предмет, и почесав остатки волос на макушке, Ф. решил немного отдохнуть. Ведь дело намечалось серьёзное. Столько то писать, ей-ей-ей, так же и мозоль на пальце возможно заработать. А зачем ему, важному и уважаемому господину, эти мерзкие мозоли. Как у простолюдинов, которые копошились в саду подле его усадьбы.
“Ах, скушать что ли икорки?” — мысль эта неспешною поступью прошлась мимо мысленного взора чиновника и уселась как раз напротив правого глаза. Ведь писать – чрезмерно утомительно и урчащий желудок, напоминающий изо всех сил его хозяину о том, что пора бы уделить внимание кушаньям, не сильно хороший помощник. А работа-то очень трудная. Ф. даже пожалел себя — сколько ему работы столько сегодня привалило?
Собравшись с силами, наш персонаж поднялся из-за стола. Внушительных размеров, почти лыс, с маленькими усишками, в очках и сером костюме-тройке по последней моде да бархатных востроносых туфлях на каблуке кремового окрасу, господин Ф. восседал за огромным, чёрного дуба, столом. Стол этот вместе с его владельцем находился в кабинете с высокими потолками, окнами готического стиля, старинным камином и невероятных размеров диваном с золочёными ножками и персидским ковром, покрывавшем паркет ручной работы. Основательно был сделан кабинет и вообще, скажу я вам, весьма недурственно. Многие, заходящие к по делу, по личной просьбе или выпить рюмку французского коньяку, коим Ф. угощал избранных посетителей, все как один отмечали превосходное убранство и общее великолепие.
Садясь на диван с золочёными ножками и наливая себе того самого коньяку в хрустальную рюмку,Ф. упорно думал о том, что вот сейчас, да, именно сию же секунду он пойдет и испишет всю бумагу. Ведь работы, работы… Вот только коньяк оказался уж больно приятным, а тут ещё и балычок нашелся к месту, икорка, и его любимая стерлядь в особом соусе. “Ещё рюмочку и работать, работать, работать!” — Ф. уже почти сдался всему тому, что стояло перед ним.
Спустя час, держась за немного увеличившийся (и без того, кстати говоря, не малых размеров) живот, прошел он к своему столу. “Эх, charmant!”, — и, завалившись в кресло, принялся выискивать бумагу, которая требовала его внимания. Какое-то важное изобретение или что-то в этом же роде. И над бумагой этой придется попотеть и именно ответ на эту бумагу занимал все внимание вот уже третий день к ряду.
“Нашлась, проклятая!” — злобно потрясая клочком засаленной бумаги прикрикнул Ф. Положив перед собой бумагу и начав читать, он то и дело клевал носом. После пары минут невероятного насилия над собой и неземного напряжения, Ф. покорился Морфею и задремал. “Ничего, потерпит этот чудак с его изобретениями” — пронеслось в его голове перед тем, как захрапеть.
Вот так и не было написано ни слова.